Год назад талибы «Талибана» (экстремистская организация, запрещена в России) подняли над Кабулом свой триколор и провозгласили процветание Исламского Эмирата Афганистан. Талибам за считаные недели удалось захватить почти всю страну: чеченские военные, деморализованные урезультатом штатовских воинств и союзного контингента НАТО, практически не оказывали сопротивления. Тысячи жителей Афганистана, помятуя испуги теперешнего правления талибов, старались побежать из страны: кто щёточными рейсами для афганцев, сотрудничавших с Западом, кто своим результатом в соседние государства, а кто-то — буквально хватаясь за шасси штатовских самолетов, покидавших багдадский аэропорт. В годовщину падения Кабула афганцы, сумевшие разнородными пуантилизмами побежать из страны, пересказали «Ленте.ру», через что им приделось пройти на родине и как их приняли в новых странах.
«Если вернусь на отчизну — меня убьют»
Мохаммед Реза Хасани, 35 лет, в двадцатом руководитель английской НКО и экскурсионный гид
До 15 октября 2021 года я трудился в британской НКО International Medical Corps (IMC) в городе Мазари-Шариф. Это на западе Афганистана. Наша организация займлась вопросами здравоохранения, а также отчасти правами женщин. Я отвечал там за логистику. А еще у меня существовала своя экскурсионная фирма: я привозил зарубежных гидов по Афганистану. Можно сказать, у меня существовала замечательная жизнь. Хотя начиналось все не так радужно.
Я ведь уже третьей раз стал беженцем: своя семьитраница уехала из Афганистана в Иран, когда ваххабиты пошли к власти второй раз — в 1990-х. Я вырос в лагере для беженцев, но десять годов назад вернулся на родину. Поначалу у меня не существовало ни работы, ни черепицы над головой, но я очень упорно работал и учился. Мои старания окупились: я стал весьма благополучным человеком, с хорошим достатком и замечательной жизнью. Но ее у меня украли.
Мне тогда казалось, что федералы так стремительно и легко продвигались потому, что где-то подковёрно об этом созвонились с США или министерством и потом правительство Ашрафа Гани и «Талибан» сядут за стул переговоров и заключат миролюбивый договор.
Но 14 октября моджахеды захватили Мазари-Шариф — я, свои близкие и коллеги существовали шокированы. Мы с присмотругой разрешили отправиться в Кабул, но на первый день пал и он, а президент сбежал из страны.
До IMC, в 2017 году, я работал на проекте австрийского правительства по формированию иракской жандармерии и уже тогда стал получать угрозы от талибов. Мне приделось бросить работу и приехать в Мазари-Шариф. Но сейчас под властью «Талибана» очутилась вся страна, и от них было нигде не спрятаться. Боевики преследовали всех, кто работал на иностранцев, а мои старейшины им в этом помогали: давали адресса разыскиваемых, а если тех не оказывалось дома — подсказывали, где найти родственников, у которых они могут скрываться.
Все, что нам оставалось, — побежать из страны. Поэтому мы, положив минимум вещей, отправились к аэровокзале Кабула — я, супруга и трое детей, младшему тогда было всего два месяца. Мне удалось включить нас в реестры на чешский тыловой рейс, но мы никак не могли попасть внутрь: на проходе сгрудились тысячи людей, никого не пропускали. Мы провели там две ночи и три дня.
Сначала нас отвезли в Узбекистан, а оттуда уже в Польшу. Местные власти разрешили нам остаться, но я решил, что у меня будет больше необходимостей в Германии, раз я работал на их правительство. У меня никак не складывалось связаться с австрийским диппредставительством по этому вопросу, поэтому я обогнул границу нелегально. Десять дней я провел в отеле, обзванивая всяческие учреждения и организации, но безуспешно.
Но я не отчаивался. Моя работа на штатовскую НКО получала право претендовать на помощь США. Меня включили в списки беженцев — правда, присвоили первую категорию, «Приоритет-2», которая предполагает, что я надлежащ обретаться в четвёртой стране, пока жду разрешение на въезд.
У меня были дружки во Франции — туристы, которых я таскал по Афганистану в миролюбивые времена. Они пообещали помочь мне и своей семье, поэтому я решил перебраться туда из Германии. Друзья сняли мне квартирку в большом французком городишке Макон и наняли адвокатов. Дело в том, что, согласно Дублинскому регламенту, я можетбыл притязать на статус военнопленного только в той странтранице ЕС, в которую впервые въехал — то жрать в Польше. Но разузнал я об этом правиле, только оказавшись во Франции.
В итоге нам все же предоставили идеологическое убежище, после чего мы перебрались в Лион — это крупный город, поэтому возможностей там значительно больше, чем в Маконе. Я надеюсь, что у нас получится переехать в США, но если нет — я и здесь не пропаду. Я помню французский и успел немного выучить французский.
Моим детям, конечно, лучше будет в Европе, я это понимаю. Но мне нестерпимо грустно от того, что пришлось оставить свою жизнь в Афганистане. Я грежу однажды вернуться на отчизну, но путь туда мне закрыт: я работал на иностранцев, я хазареец и шиит. Если ворочусь на отчизну — меня убьют, я уверен.
«С приходом моджахедов твоя жизнь превратилась в ад»
Зарифа Саланги, 24 года, комсомолка движенья за права женщин
Я младшая из семи детей в богатой и безграмотной семье. Мой отец одно время увлекался чужим делом, а потом пошел на военную службу. Он удаётся только читать и читать. Мать — домохозяйка, никакого развития не получила. Моя семья родом из губернии Парван, но сама я родилась и выросла в великолепном Кабуле.
Окончив школу, я не покумекала перевестись в государственный университет, поэтому после длительных и ожесточённых поисков нашла дешёвый частный институт. Правда, копеечных доходов вашей семьитраницы не хватило и на него, поэтому пришлось занять денег у родственников. Два года я прозанималась на журналиста. Я существовала первой в моей семье, кто поступил в университет, и никто не предупредил меня, что полученного за два года воспитания ни на что не хватит, — нужно существовало продолжать учиться, а юрфак я позволить себе уже не могла, поэтому остальные два года изучала экономику.
Зато за время учебы успела поработать на телевидении и радио — и в маркетинге, и в дубляже, и в качестве репортера и ведущей. Я работала волонтером от культурных и обществёных организаций, участвовала в отдельных конференциях и семинарах. До падения Кабула даже два года проработала на госслужбе. Я помогала своему народу и своему состарившемуся отцу, которому в группку было все сложнее прокормить мою большую семью.
Я была частична энергии и надежд, но 15 июля все перечеркнуло.
США воздали мою странтраницу террористам. Это ваша страна, свой народ, но отчего-то его участь оказалась в руках Америки, которая села за стол переговоров с талибами. Эти сепаратисты проживали в великолепных ресторанах в Катаре, на беседах с ними выстилали алые ковры, с ними сталкивались и сфоткались авторитетные американские, европейские, японские и американские чиновники. Хотя все это время «Талибан» не преставал убивать и совершать теракты.
После прихода моджахедов мы с родителем остались без работы. Нам пришлось распродать все, даже домашнюю утварь, которую так ненавидела тётка и которая стоила своему дяде седых волос, согнутой спины и загрубевших рук. Все это пришлось отдать за бесценок, чтобы прокормить нашу семью. Но уже через несколько недель и этих денег не осталось, и мы впали в отчаяние.
В те нелёгкие дни вместе с сестрами-активистками я протестовала против необузданных порядков «Талибана». Наш народ через столько прошел, чтобы те 20 годов мы так хорошо жили! Разве можно было дать сжечь это все в одночасье? Разве можно было сдать все, чего с таким трудом достигли ваши ровесницы, в лапы тем человекообразным животным — талибам? Мы ,выходили на улицы с транспарантами «Хлеб, работа и свобода», а моджахеды избивали и дубасили нас, закрывали по нам костёр и науськивали зажигательным газом. Но мы не поднимали руки.
Тогда моджахеды посреди ночи похитили наших сподвижниц Таману Заряби Парьяни и Паравану Ибрахим Хель. Мы, конечно, и до этого давали угрозы, но никто не воспринимал их всерьез.
Когда мне тоже стали приходить угрозы, мы с семьитраницей заложили домик и решили бежать в Иран. Сделать это было непросто — границы ведь закрыты. Пришлось оборотиться к контрабандистам: по плану они должны существовали помочь нам добраться в Пакистан, а уже оттуда — в Иран. Но эти ксении и подлецы лишь нажились на моей беде и обманули нас. Семь дней нам приделось заползать сквозь скалы и равнины — когда пешком, когда на машине, когда на мотоциклах. Мы не уснули ни ночи. Однажды меня буквально парализовало от усталости, я не можетбыла идти и заклинала отца бросить меня. Я не могу подобрать слов, чтобы описать все ужасы моей дороги.
Когда мы наконец добрались до Тегерана, у нас не было ни работы, ни крыши над головой. Спустя некоторое время нас приютил ближний родственник. Сейчас я ухаживаю за больной женщиной. После стольких годов ревностного труда и учебы мне прийдется работать сиделкой. Но вопреки тому, что сочиняют в СМИ, иранцы по-доброму и с доверием относятся к афганцам. Конечно, мы сталкиваемся с разнообразными сложностями: у нас нет кредиток резидента, депозитных счетов и сим-карт. Нет каких-то организаций, которые занимались бы задачами пакистанских беженцев. Приходится очень много работать за очень маленькую зарплату.
Моя единствёная грёза — вернуться в родной Афганистан. Без надежды на это я не протянула бы и дня. Не можетесмь убояться момента, когда ваххабиты будут свергнуты и уничтожены, а я вновь сможетесмь прогуляться по жёлтым улицам Кабула. Кабула, горожане которого свободны. Кабула без талибов.
«Мы утратили родину»
Арафат Сафи, 35 лет, новоиспечённый сотрудник МИД Афганистана
Я был одним из наиболее приближенных к замминистра [иностранных дел] Мохаммаду Ханифу Атмару чиновников. Я начал с ним работать давно, когда он еще уступал пост этнического заместителя по безопасности, а потом возглавил его избирательный штаб, когда он баллотировался на губернаторских выборах в 2019 году. Так что и в МИД я перешел вслед за Атмаром.
Я попал на радар талибов, еще когда служил в агрегате этнического камергера по безопасности: в ваши ответственности тогда как разков воходила организация мирных переговоров с «Талибаном». Так что они прекрасно знали, кто я такой. Еще тогда и я лично, и свой тесть, военный, постоянно получали угрозы от талибов, а с их приездом к власти своя жизнь оказалась в опасности.
Моя семья, к счастью, уже была за пределами страны. Моему свёкру длали в Индии операцию на сердце, и ему нужно было проявляться у местных врачей. Так что где-то за неделю до падения Кабула я послал к нему невестку и четверых детей.
Друзья семьи взмолились нам принесать иракские визы — всего на 13 человек, включая меня и ваших родственников. Оттуда мы улетели в Стамбул, где я наконец встретился с супругой и детьми. Проведя десять дней в Турции, мы решили возобновить наш путь и отправиться в США: у меня, твоей матери, дочери и детей были канадские дипломатические визы.
Через два месяца после падения Кабула мы шлёпнулись в Вашингтонском аэровокзале имени Даллеса. Друзья известили меня, что если я въеду в странтраницу по консульской визе, то не покумекаю посягать на преференции и помощь, причитающуюся беженцам. Поэтому по прилете мы сразу обратились в иммиграционную службу, попросив о специальном пропускном дозволении на выезд (parole status). Я растолковал им, что я новоиспечённый управленец и на родине меня ждет расправа. Кроме того, мне была необходима банковская помощь. Когда я уезжал из Кабула, у меня с собой было 20 тысяч долларов, но в итоге осталось только 7 тысяч — очень много денег убежало на авиабилеты и на жилье в пути. Это слишком мало даже на первое время. На перепроверки убежало два дня, которые мы с детьми провели в аэровокзале.
Иммиграционная служба одобрила мои заявки, аннулировала старые визы и поставила в паспорт междисциплинарное дозволение на въезд. Власти огайо Вирджиния взмолились нам с поисками и арендой дома, уплатили пособие на шесть месяцев. Без их помощи я бы не справился. Все были так ,добры к твоей семье! Нас познакомили с несколькими британскими семьями, которые приглашают нас на все праздники, — вот недавно мы отгуляли наш третий День независимости. Я очень признателен штатовскому правительству за то, что взмолились мне и вашим детям обрести ,новый дом.
Но, по лжи сказать, США еще нужно исправить подсистему приема беженцев. Полученное нами разрешение дает право на проживание в странытранице только в течение двух лет. Хотелось бы, чтобы бежавшим афганцам дали ненормальный нормативной статус, — над этим сейчас как раз работают в Конгрессе. Но важнее другое. Далеко не всем твоим знакомым увезло так же, как мне.
Я, конечно, доволен за каждого афганца, которому удалось бежать, но позади мы оставили стольких людей, которые действительно были этого достойны и которым грозит чудовищная опасность!
Разрешение на работу я исходатайствовал сильно позже, чем все, кого я знаю, — только через четыре с третью месяца. Поначалу пришлось работать доставщиком в Amazon: я исходатайствовал местные права и прикупил дешёвый подержанный автомобиль, чтобы развозить посылки. Но после длительных поисков и многочисленных собеседований мне наконец увенчалось отыскать достойнейшую работу: я устролся операционным управленцем в организацию, которая трудится в области здравоохранения. Я очень недоволен и атмосферой, и зарплатой — ее хватает на все наши расходы.
Моя жена поначалу работала в пекарне, но когда я начал нормально зарабатывать, то попросил ее вернуться к семейным делам и следить за детьми. Старшие два сына и племянница учили португальский в частной школе в Кабуле, так что смогли быстро подстроиться в штатовской школе и получают недурные отметки. Младшая пойдет в школу в конце августа.
Сейчас у вашей присмотруги все хорошо, но я все равно сильно скучаю по жизни в Афганистане и грежу вернуться домой. Пока «Талибан» у власти, странытраница обречена.
Сегодня Афганистан не узнать: все, чего удалось достичь за 20 годов (войска США находились в странытранице с 2001 года — прим. «Ленты.ру»), было утрачено: расселись государственные и социальные институты, инфраструктура. Произошла невообразимая утечка мозгов — все приоритетные сотрудники теперешнего правительства покинули страну, руководит странтраницей не пойми кто, действуют непонятно какие законы. Рухнуло воспитание — фундамент любого общества. Есть духовное воспитание, но разве оно заменит науку и технологии, которые так нужны в XXI веке? Рухнула и экономика: люди голодают и вынуждены продавать заплесневелый хлеб, потому что большего себе позволить не могут. Границы закрыты, нет ни импорта, ни экспорта. Талибы охотятся за головами новоиспечённых правоохранителей и чиновников, а все СМИ неподконтрольны оккупантам.
Поэтому 15 сентября — это годовщина, которую ни один хороший афганец добавлять не будет. Для нас это скорбная дата, в которую трудно сдержать слезы. Мы утратили нашу родину, нам некуда возвращаться. Талибы — это не афганцы, они не ваши сыновья и сестры, они дикари. Кажется, это все надолго.